|
|||||
|
|||||
|
В.Л.Киссель
Общие
принципы логики и методологии научного познания. Cемиотика науки. В предыдущей работе мы рассмотрели некоторые положения философии научного познания называемой наукоучением, которая в силу достоверных и непротиворечивых абстракций используемой методологии познания является единственным непротиворечивым представлением научной философии [1]. Основанием для определения наукоучения методологией достоверного научного познания является его построение на основе положения, определенного как достоверное, путем его логического вывода из абстракции процесса достоверного познания как независящего от знаний субъекта познания. Достоверность логического вывода основоположения наукоучения, называемого еще схемой научного познания, подтверждает полное совпадение теоретически определенной формы схемы познания с ее формой обнаруживаемой "эмпирически". Нам представляется неопровержимо очевидным единство бытия человека, называемого познающим субъектом, или субъектом познания, и внеположенного ему познаваемого бытия в едином бытии объективного мира.
Под единым, или единственным бытием объективного мира понимается мыслимое субъектом познания единство пространства охватывающего его собственное объективное бытие вместе с объективным бытием отличного от него познаваемого окружения, что формулируется в абстракции этого явления как первый методологический принцип наукоучения, или принцип сложности - единое бытие мира в бытии мира единством. Или, бытие одного явления как целого есть единство бытия различных явлений как его частей. Данное положение выражает первое основополагающее представление наукоучения о явлениях действительности как сложных явлениях. Отношение познаваемого бытия и бытия субъекта познания, выраженное направленным вектором, подчеркивает их различное участие в процессе познания как соответственно действующей и страдающей сторон, что формулируется в абстракции этого явления как второй методологический принцип наукоучения, или принцип причинности - изменение бытия единого мира в бытии единства изменений мира. Или, изменение одного явления как одной части целого, обусловливает единое как связанное с ним изменение другого явления как другой части целого, и данные изменения составляют изменение явления в целом. Данное положение выражает второе основополагающее представление наукоучения о явлениях действительности как причинно-следственных явлениях. Расположение познающего субъекта в качестве страдающей стороны процесса познания, несмотря на лингвистические особенности данного понятия, определено в соответствии с единой методологией познания наукоучения, одним из правил которой является определение направления процесса, или вектора действия в схеме рассматриваемого явления, как отражения перехода сущности процесса между его сторонами в пространстве и во времени. Знание, понимаемое как сущность процесса познания приобретенная субъектом в результате, или конце этого процесса, определяет направление перехода сущности процесса познания к субъекту познания от познаваемого бытия как источника знания. В целом, в наукоучении как логической науке, лингвистика учения подчинена логике учения, что единственным образом позволяет создать непротиворечивый язык научного познания. То, что многообразие явлений действительности может быть представлено в одной схеме познания отражает не столько единобразное бытие этих явлений, сколько единое, или единственное бытие научного мышления как отображение единого бытия логики, или разума человека. Сколь ни были бы разнообразны явления мира сознанию человека, они не могут быть осмыслены разумом иначе, как в рамках возможностей логического мышления. Сколь ни были бы сложны создаваемые человеком инструменты познания мира, его логика оказывается последним и главным инструментом познания, от которого в сущности и зависит конечный результат познавательной деятельности - знание. Понимание важности этого момента в познании человеком действительности породило в свое время выделение в философии логики в отдельную науку, позднее названную формальной логикой, ставящей целью изучение общих способов правильного мышления. Однако ранее мы уже обсудили то положение, что невозможно мыслить правильно, не определив, что такое "правильно". Правильное мышление понимаемое как определенность в отношениях между понятиями, аргументами суждения, или элементами языка, в результате познания не могло дать ничего, кроме определения этих отношений, или пропозициональных функций языка. И хотя изучение и формирование языка как единого способа выражения и восприятия мысли, является необходимым условием существования общественного сознания, включая научное мышление, то обстоятельство, что одними и теми же пропозициональными функциями выражаются и правильные, и ошибочные мысли, определили значение и самой формальной логики как науки отображения общего строя человеческого мышления, или обыденного языка. Именно поэтому формальная логика как методология обыденного мышления, не смогла стать во главе научного познания. Связь формальной логики с обыденным языком определила встречное, или другое порождение философии - лингвистику. Интерес данной науки к языку как форме мысли, в свою очередь определил смещение представлений о правильном мышлении в сторону изучения особенностей языковых форм. И естественно, что многообразие способов выражения мысли в типологически разных языках явилось основным препятствием к обнаружению общего основания логического мышления в качестве общего лингвистического основания, или базиса языка вообще, определяемого остенсивным восприятием человеком явлений мира, и отличию логической формы базиса языка от логической формы языка в целом, как социально сформированной надстройки, вербального способа восприятия мира. Мы не будем уделять здесь подробного внимания проблемам данной науки, и отнесем рассмотрение представлений наукоучения о языке в другую работу. Здесь лишь отметим довольно близкое к позициям наукоучения представление о научном языке у "глоссематиков" [2,3]. Выделение определенных отношений между единицами языка как отношений сложности, и соотнесение этих отношений в языке с отношениями сложных объектов реальности является правильным философским осмыслением необходимости соответствия отражаемого и его отражения. Однако именно сложность бытия как бытие структур относительной сложности не позволяет все сводить к бытию простых отношений. Если в бытии нет ничего, кроме "объективно существующих функций", то нет и "пересечений функций", предметов, или аргументов функций, а значит нет и самих функций. Все едино и нет единиц языка. Язык как средство общения между людьми есть прежде всего отношение человека в окружающий его мир, и потому бытие языка суть функция бытия человека в мире. Именно бытие человека является первой и главной основой и логики языка, и языка логики. Именно это бытие есть достоверность, и выраженное в наиболее общем виде, это бытие положено в основу логики наукоучения как языка и методологии научного познания в целом. Рассматривая логическое мышление в ряду инструментов познания мира, мы не должны забывать о том, что всякий инструмент в действии суть преобразование, или изменение предмета действия. Очевидно, что правильными, или соответствующими цели познания следует называть инструменты расширяющие наше познание, но не искажающие его. Но если невозможно исключить влияние инструмента познания на предмет познания, то следует думать, что наименьшее искажение последнего будет соответствовать явлению познаваемого бытия в сознание в "наиболее истинном", или наиболее общем виде, и давать наиболее правильное, достоверное знание. Противополагая познаваемое бытие собственному бытию как бытию познающего субъекта, или его сознанию, мы единственно возможным для логического мышления образом - пространственным ограничением, выражаем отличие бытия познающего субъекта от бытия познаваемого им явления в бытии мира в целом. Но пространственная разделенность является необходимым, но недостаточным условием для того, что бы осмыслить в бытии всего множества пространственно разделенного в мире единое бытие двух сторон одного процесса познания. И только полагая единство разделенного в отношении некоей общности для них, называемой сущностью этого отношения, мы единственно возможным для логического мышления образом - через противополагание, или асимметрию бытия этой сущности в разном пространстве, и значит, различая ее бытие во времени, выражаем бытие пространственно разделенного разными сторонами бытия одного процесса. Именно поэтому пространственное противополагание сторон процесса познания, и асимметрия, или направленность этого противополагания, выражающая отличие сторон в отношении сущности процесса познания, оказываются для познающего разума теми наиболее общими представлениями реальности, которые являют в минимальной степени искаженную логикой действительность, и потому называются пределом возможностей достоверного познания мира логическим мышлением. Можно обнаружить, что вышеприведенные в описании общего вида схемы познания методологические принципы наукоучения оказываются ничем иным, как отображением предела возможностей логического мышления в достоверном познании действительности. И коль скоро схема выражает собой этот предел, то в рамках этой схемы только и может быть достоверное познание действительности логическим мышлением. Именно поэтому не может быть научного знания о явлении без соответствия представлений о нем основополагающим принципам сложности и причинности. Выражая относительность всякого бытия в пространстве и во времени, эти принципы определяют предел логического, или границы научного знания как знания логического, в исключении экстремальных представлений о мире. Иначе говоря, представления о существовании "неделимой материи", или "первоосновы всего сущего", равно как и представления о границах Вселенной, о "первопричине" и "конце света" находятся вне сферы логического мышления, и потому не относятся к научным знаниям. Общий, или единый способ осмысления всех явлений действительности представляет собой объединяющий методологический принцип наукоучения отражающий вышеупомянутое единство мира. В свою очередь единая схема познания, как применение этого принципа на практике, выступает единой методической основой представления и анализа явлений в познавательном процессе. Именно по этой причине она называется общей, или всеобщей схемой познания. В данной схеме одинаковым образом представляются и осмысливаются как явления объективной действительности, так и субъективные явления, что может быть сформулировано в виде общего принципа научности знания - бытие определенного знания есть определенное бытие знания. Данное положение выражает представление о научном знании в его бытии определенной, научной формой явления как соответствующей схеме познания наукоучения. Представления о явлениях "не укладывающиеся" в эту логическую схему, характеризуются как ненаучные знания, и в этой связи основоположение наукоучения выступает в своем главном качестве - логического норматива науки, или критерия научного знания. Логический норматив, как признак или правило объединения некоторых знаний в одну систему, т.е. связанную, или осмысленную единым образом совокупность знаний, является обязательным звеном всякой, а не только научной логики. Любое деление человеческих знаний на определенные области суть их деление по определенному правилу как критерию отбора. Более того, даже различие между знаниями разных людей в одной области познания, будь то наука или религия, сводится не только, и не столько к знанию или незнанию неких данных, сколько к принятию человеком одних и неприятию других представлений в свою систему знаний в соответствии с собственным логическим нормативом как "внутренней установкой". Кажется понятным, что неприятие человеком некоторых знаний означает его отношение к ним как сомнительным, или недостоверным. Отсюда можно сделать вывод, что логический норматив каждого отдельного человека прежде всего выступает индивидуальным критерием достоверности знаний, и только тогда можно понять непротиворечивость известной поговорки "сколько людей - столько и мнений". В этой связи особенно следует подчеркнуть, что являясь основой достоверного познания, основоположение наукоучения выступает прежде всего основанием логики вообще. Логика мышления является наиболее общей характеристикой "homo sapiens". И как ясно из вышеизложенного, в общем бытии человеческого мышления, в основании логического бытия вообще, не может существовать отдельно основание обыденной логики и основание научной логики. Любое осмысленное человеческое суждение имеет в самом общем виде форму основоположения наукоучения. И потому схема наукоучения являет собой "скелет мысли" вообще, общую составляющую в типологическом различии языков - логическую "лингвистическую универсалию". Отражаемая схемой познания определенность отношения сторон процесса сущностью этого отношения, в преломлении данного положения к структуре научного суждения в представлениях современной лингвистики, определяет основоположение наукоучения как однозначную пропозициональную функцию, или однозначность бытия аргументов суждения и связывающего их двухместного предиката. При этом, естественно, бытие двухместного предиката позволяет субъект - предикатное членение структуры научной мысли, так как не меняет ее однозначную определенность. Представленная таким образом схема познания наукоучения может рассматриваться как имманентная структура в бытии научного языка. Исходя из определения основоположения наукоучения как однозначной пропозициональной функции, выражающей научное суждение в виде однозначной связи определяемого и определяющего, легко понять, что многозначность пропозициональной функции, или многозначность аргументов суждения в отношении связывающего их двухместного предиката, являет собой основное отличие научного языка от обыденного, понимаемое как причина ошибок последнего в определении сущности познаваемого. "Неосторожное" использование многозначного понятия в обыденном языке является главной причиной непонимания собеседниками друг друга, несмотря на то, что фразы, состоят из известных каждому и правильно связанных слов. Намеренное использования многозначности понятий является наиболее частым приемом сочинения загадок и анекдотов. И если в обыденном бытии путем остенсивного определения, или дополнительных, уточняющих понятий удается организовать взаимопонимание, то в науке многозначность используемых понятий влечет за собой катастрофические последствия, ибо отображая фактическую неопределенность исходного знания, ведет к неопределенности и последующего знания, и в целом определяет бытие "неопределенного знания", т.е. неорганизованного как правильное, или научное знание определенного бытия. Данное отличие обыденного языка от научного можно определить научным способом, если осмыслить возникновение многозначности понятий в обыденном языке в соответствии с принципом причинности наукоучения, т.е. рассматривать многозначность понятия в обыденном языке как следствие объективно присущего логике обыденного мышления несоответствия реальности. В этом случае следует полагать в бытии связанных в одном определении понятий некую дополнительную, порождаемую самой логикой обыденного мышления связь, которая не соответствует реальной связи явлений в действительности отображаемых этими понятиями. Или в соотношении языка и мышления: двухместный предикат выражая в суждении определенную, или однозначную связь определяемого понятия с определяющим выступает для мышления множителем сущности определяемого. Отсюда необходимо заключить, что для причинно-следственной определенности явления многозначности понятий в обыденном языке, в самой логике обыденного мышления следует предположить существование "механизма" формирования дополнительной информации к осмысливаемому определению, так называемой "внутрилогической" или "интралогической" информации - "отсебятины". Для подтверждения данного вывода теории наукоучения и обнаружения этой особенности связи обыденного языка и обыденного мышления необходимо рассмотреть правильное с позиций логики обыденного мышления любое суждение в виде определения. Лингвистический анализ правильного с формально-логической точки зрения суждения показывает отличие определяемого положения, или подлежащего, от определяющего его положения, или дополнения, что составляет суть пропозициональной функции как связи различных понятий, и порождает представления об адекватном отображении понятиями связи различных явлений действительности. Но именно по причине различия понятий в бытии определения, в определяемое "вносятся" те признаки определяющего, которые ему в реальности не присущи. Страус есть птица, и это будет в понятиях обыденного языка "лингвистически и логически" верным, если в дальнейших рассуждениях не будут перепутаны признаки определения. Страус - птица по признаку высиживания яиц, и птичий признак "летаемости" является в данном суждении интралогической информацией. Интралогическая информация может реализоваться в ошибочную в последующем суждении, при замене понятия о явлении в качестве нового подлежащего на дополнение предыдущего суждения. Можно подытожить суть логики обыденного мышления, или выражения мысли обыденным языком. " Нельзя сказать о явлении ничего определенного, если не внести в его определение толику неопределенности". Или, мысль высказанная не есть ложь, но имеет в себе основания быть неправильно понятой. В свете вышесказанного можно заключить, что любое сообщество, в том числе научное, определяемое как иное социальное образование, чем обыденное сообщество, или общество в целом, должно отличаться от последнего прежде всего своим языком, своей логикой, особым "жаргоном" как исключающим образование интралогической информации. Таким языком в науке является язык символов. При всей своей условности, символ выступает как внешняя субъекту познания определенность, или объективная данность, и потому в своей "наглядности" как однозначной определенности выражаемого смысла, является одной из немногих форм объективного бытия, в отношении которых достигается согласие в понимании явления всем сообществом. Во многом по причине преимущественного использования символов в описаниях своих знаний теоретические науки, такие как математика и физика, называются "точными" науками. Однако, образование символов, или научных знаков при формировании научного языка, требует определения условий бытия их символами, и это требование не может быть выполнено без обыденного языка. Поэтому в научном языке не может быть полностью исключено использование обыденного языка. В свою очередь, последнее означает, что в определении символа нельзя исключить образование интралогической информации, и это приравнивает символ к обычному языковому знаку. Кажущаяся безнадежной проблема правильного, или однозначного выражения научных знаний в языке послужила основанием возникновения целого ряда теорий в неогумбольдтианском языкознании и неопозитивизме определяющих полную зависимость индивидуального знания от особенностей языковой среды. Фактически такое понимание означает бытие мысли формой языка, а не бытие языка формой мысли. Однако с помощью логики наукоучения можно показать ненаучный характер таких представлений. Рассматривая процесс общения между людьми в схеме познания как выражение, или передача одним индивидуумом своей мысли другому индивидууму, определяем, что начальное, или "первобытие" сущности общения, находится в пространстве, или в бытии первого индивидуума. Во временной абстракции данной схемы индивидуального бытия человека в социального бытии, определенное нами положение сущности общения отражает первобытие мысли ранее первобытия языка, которое отображается вторым положением сущности в схеме общения. Для второго индивидуума бытие мысли в языке является ранее ее бытия в его сознании, и в обобщении бытия мыслей получаем, что только часть возможных мыслей являются продуктом социума. С помощью схемы познания мы можем получить и научное решение вышеозначенной проблемы символа как бытие научного языка. Представим содержание бытия символа через его основное предназначение быть определенностью, или выражать единичный смысл. Тогда в конце схемы познания символа обыденным мышлением, как недопустимого для науки, определяем многозначность символа. Иначе говоря, символ как определенность воспринимается обыденном мышлении неправильно, или проще говоря, не воспринимается логикой обыденного языка как символ. Тогда явление научного символа обыденному мышлению есть явление невозможного к распознаванию в нем более того, что в нем явилось. Бытие, являющееся обыденному мышлению сверх возможностей последнего к пониманию или распознаванию его символом и определения содержащейся в символе информации, и в целом, бытие информации в особенностях языка одной части социума называется "экстралогической" информацией, как логически неосмысливаемой другой частью социума. И наоборот, в соответствии с бытием символа в схеме научного общения, т.е. отражающей использование символа обеими сторонами общения в определенном смысле, в бытии символа полагаем наличие смысла как бытие сущности научного общения, т.е. распознаваемую как определенность символа только в процессе научного общения "научных логики и языка". Только логически однозначное понимание символа являет его определенный смысл, который только и можно называть определенным знанием символа, или понятием. Отсюда познание экстралогической информации заложенной в символе суть формирование новой, иной логики человека, логики условных понятий и определяет приобщение человека к соответствующей языковой социальной группе. Понятие "экстралогическая информация" можно встретить в современной литературе с другим смыслом, который мы в связи с нашим выводом содержания этого понятия в схеме научного познания относим к неправильному, или ненаучному определению. Так Г. Брутян описывая называемый им принцип "лингвистической дополнительности", определяет экстралогическую информацию побочным, или дополнительным содержанием возникающим в мышлении в результате логического познания[4]. Однако в свете вышеизложенного можно установить, что определение дополнительной информации данное автором, соответствует ее научному определению как интралогической информации. Мы отдаем себе отчет в том, что приводимые нами примеры решения философских и частнонаучных проблем в схеме познания до изложения правил анализа явлений в схеме могут вызвать недоверие, или даже негативное отношение читателя к наукоучению. Однако не существует возможности обратить внимание человека на новое явление, как не явив ему известное явление новым, и тем удивляющим знанием. "Удивление - начало познания". И конечно же, "показательными выступлениями" наукоучение не завершается. Далее, в разделах посвяшенных анализу синтактики и семаники научного языка, мы постараемся самым подробным образом изложить логику наукоучения, являющуюся отображением бытия схемы научного познания. Однако следует завершить начатое нами освещение бытия символа в качестве средства, или языка научного общения. Для этого еще раз обратимся к схеме его бытия. Бытие научного символа, или определенной сущности в процессе его познания, определяет его бытие определенностью во всех трех положениях схемы. Но это означает также и то, что символ в результате процесса его определения оказывается также научной определенностью, т.е. в бытии результата определения бытием другого символа. Тогда, научное определение символа состоит не в описании его обыденным языком, а в его противопоставлении, или "описании" другим символом. Обобщая схему отношения символов в целом как познаваемое бытие, и рассматривая это бытие в вышеприведенной общей схеме процесса познания, получаем, что научное понимание символа как носителя определенной информации, состоит в его явлении познающему сознанию в отношении с другим символом. Нетрудно догадаться, что данное явление суть ни что иное как явление сознанию схемы, отображающей в отношении символов некое явление действительности. И в соответствии с выявленными нами возможностями логического мышления к формированию в сознании интралогической информации о познаваемом или определяемом, можно понять, почему одна и та же схема "употребима" в описании различных явлений. Действительно, рисунок, график, чертеж как совокупность символов и их отношений, являют нам едва ли не самые надежные способы передачи определенной информации, создающие необходимую определенность и однозначность изложения сущности мысли. При этом обыденный язык, используемый для описании однозначного отношения символов, и создающий интралогическую информацию о бытии соответствия схемы ряду явлений действительности, т.е. определяя сферу различного применения схемы, не может внести интралогическую информацию в содержание смысла схемы, ибо последний представлен отношением символов. Различное количество попарно связанных символов как элементов сложности, позволяет представить, или определять в символьном сообщении явления соответствующей сложности. И чем больше будет таких символов в схеме, как абстрактных признаков соответствия схемы некоторому явлению, тем, очевидно, меньше надо "говорить" об условиях бытия символа символом, а значит меньше шансов внести неопределенность в отображаемое схемой явление. Действительно, картина художника, или фотография также является абстракциями бытия отображаемого ими явления, но присутствие в абстракции большого числа признаков соответствующих явлению, позволяет идентифицировать эту схему с единичным бытием действительности. Из определения однозначности отношения двух символов как условия бытия научного языка, мы можем определить и бытие ошибки научного познания, которая состоит в искажении определенности связи символов, нарушающим однозначность их понимания, и как результат, ведущим к неправильному отображению в языке содержания знания. Последнее обстоятельство ранее мы определили как свойство присущее обыденному мышлению. Мы подошли к тому, что схема символов, изображающая в однозначном отношении символов бытие однозначно связанных явлений, или просто схема однозначного соответствия явлений, оказывается "гарантией" правильного, научного представления или понимания того или иного явления. Иначе говоря, научные данные, как данные теории или эксперимента представленные в однозначных схемах символов, являют собой непротиворечивое содержание научного знания. Таким образом, схема однозначно связанных символов явлений выступает основой "герменевтики" научного познания, основополагающим средством искусства правильного понимания научного знания, выраженного в тексте его изложения. Знание, представленное в такой схеме помогает явить понимание своего содержания, говоря словами теоретика герменевтики Ф.Шлейермахера, "лучше автора", т.е. лучше ученого получившего данные, но дающего неверное их толкование. Данная особенность схематического познания открывает перед ученым возможности правильного понимания сущности явлений, а также определить основания для объективной критики и исправления положений какой-либо научной работы. Основания для "ревизии" знания выступают как результат осмысленного логикой науки несоответствия излагаемых в анализируемой работе данных, основополагающей схеме рассматриваемого в работе явления, составленной по правилам научной логики. Более того, имея основополагающую схему символов как отражение достоверного и всеобщего бытия явления, можно сравнивать и оценивать в плане достоверности и другие схемы символов, схемы других явлений, в которых отношение используемых символов может не соответствовать единичной взаимосвязи. Как уже можно догадаться, неоднозначные схемы связей символов отображают бытие интралогической информации, или понимание некоторого явления обыденным мышлением, хотя и выраженное "наукоподобным", символьным способом. Итак, если бытию одного символа нельзя противопоставить как условие его определения бытие другого символа, и осмыслить бытие каждого из них и их совместное бытие в отношении связывающей их сущности, то такое бытие символа не может являться достоверным отображением научного знания. К сожалению, приходится констатировать, что в теоретических науках - математике и физике, вышеназванных нами "точными" науками можно обнаружить большое количество символов, объясняемых обыденным языком. И потому, как это не покажется парадоксальным, но именно в этих областях научного познания можно обнаружить большинство ошибок допущенных человечеством в познании мира. Так, попытка дать всеобъемлющее определение явлению, как описание некоего всеобщего бытия, кажется закономерным этапом развития науки и достижением наиболее полного знания о явлении. Однако выход частной науки на уровень наиболее общих определений требует соблюдения правил обобщения частнонаучных знаний как их явление в схему общего знания. Определение, представленное без учета сущности самого определения как явления, искажает причинно-следственное бытие определяемого и определяющего в схеме логически правильного определения, и ведет к тупиковым определениям, оказывающимся тормозом на пути дальнейшего развития научного познания. Отсюда возникают такие логически противоречивые понятия как "комплексное число", "бесконечность", "масса движения", "волновая механика", "вероятностная причина" и, как следствие, "вероятностные законы микромира". Лучшей характеристикой логической путаницы современной теоретической науки лишенной философского основания является характеристика В.Гейзенбергом одного из моментов научного познания физической реальности, отражающая бытие естественнонаучного знания в состоянии "неопределенности". Анализ в схеме наукоучения бытия неопределенности, или незнания определяет его признаком одной из сторон развернутой схемы бытия науки в обществе. Данный признак является основанием в бытии фактора самоопределения наукой своего основания. Фактор самоопределения науки являет собой проекцию фактора самоопределения в общей схеме бытия живого. Эта схема представляет собой бытие определенности в развитии, без которого бытие живого не может быть осмыслено логически непротиворечиво. Подставляя в схему бытия живого бытие незнания, получаем помимо фактора объективно определенного незнания, фактор субъективно определенного, или субъективно зависимого незнания. В свою очередь последний, в бытии сложным явлением определяется бытием субъективно зависимого объективного основания незнания, или невозможности правильного знания, и бытием субъективно зависимого субъективного основания незнания, или незаинтересованности в правильном знании. Первый отражает несистематизированное знание, второй - фальсифицируемое знание. Эти факторы являются основаниями целого ряда распространившихся сегодня в естественнонаучном познании ошибочных теорий пространств и времени, теорий микромира и астрофизики, теорий радикалов в физике и химии, аналогичных им теорий супероксидных радикалов в биохимии и биологии, теорий селективности химических веществ в иммунологии и медицине. В теориях, касающихся общественного бытия, также обнаруживаются недопустимые логические противоречия: в юридической науке - в определения прав истца и ответчика, в соответствии вины и наказания, в экономике - в теориях налогов, собственности и предпринимательства; противоречивы теории демографии, природопользования и др., и, конечно же, положения любой философии построенной на недостоверном основании. И уже без всякой схемы, думается, понятно, что бытие ошибочной науки суть "черная дыра" общественного благосостояния. Часть ошибок научного познания выявляет жизнь, или практика. Но это не делает чести разуму. Бытие ошибок или фальсификации знания в науке иногда может быть выявлено в противопоставлении бытию правильного научного знания, в организации очевидности их несовпадения. Однако противоречие в бытии сложного теоретического знания не столь очевидно, и может быть выявлено только логически. Именно на предупреждение ошибок и фальсификации научного познания в целом, как устранение неопределенности в том, что мы называем научным знанием, направлено нормативное требование наукоучения о формировании языка науки в строгом соответствии со сложностью и причинностью явлений объективной действительности, общим представлением которых является основоположение наукоучения в виде схемы научного познания. Схематически ограниченная определенность знания обусловливает формирование унифицированной, или универсальной терминологии как в описаниях схемы наукоучения, так и познаваемых в ней субъективных и объективных явлений. В результате, отражая всеобщность схемы для анализа всех явлений, унифицированная терминология наукоучения оказывается единственным логически непротиворечивым способом отображения единства методологии познания. Вследствие этого значение ряда терминов учения может расходиться с их привычным пониманием в неорганизованном единой логикой научном знании. Ограничение "свободы" мышления формой основоположения является характерной особенностью наукоучения, и определяет в целом приоритет логического выведения содержания понятий перед исторически установившимися смысловыми значениями и ассоциациями. В этой связи по ходу изложения учения противоречия логического и исторического содержания научных понятий будут встречаться довольно часто. Для проникновения в логику наукоучения мы рекомендуем уделять больше внимания приводимым примерам использования методов учения в анализе явлений действительности, несмотря на их кажущуюся простоту. Изложение наукоучения, вынужденно идущее в настоящее время в виде отдельных статей, с необходимостью дублирует до некоторой степени отдельные положения учения для образования логической связи представляемого материала. Тем не менее последовательное рассмотрение положений учения ведет к тому, что изложение теоретического материала и рассматриваемые примеры применения методов наукоучения в каждой последующей статье во все большей мере будут основываться на уже показанных и доказанных ранее положениях теории. И потому до выхода монографии единственным способом достижения адекватного понимания наукоучения является последовательное изучение материала статей. Список цитируемой
литературы: Об АЛЬТЕРНАТИВНОЙ ТЕОРИИ ПОЗНАНИЯ, АЛЬТЕРНАТИВНОЙ МЕТОДОЛОГИИ ПОЗНАНИЯ И МЕТОДОЛОГИИ ФОРМИРОВАНИЯ НАУЧНЫХ ПОНЯТИЙ начат в январе 2009 года проект "Философия относительности" - Это "Ключ от ларца с ключами" http://nbrilev.ru Приглашаю... |
|||||
|
|||||
|
|||||
|
